Бои за Елец глазами их очевидца

Валентин КОНОНЫХИН,
ветеран труда

В декабре прошлого года в «Красном знамени» вышла статья А. Шевелюка «Как оставляли Елец…», посвященная событиям 1941 года, когда велись бои за наш город с немецко-фашистскими захватчиками. На эту публикацию откликнулся ветеран труда В. И. Кононыхин, один из старейших жителей Ельца. Как сообщил нам Валентин Иванович, он хочет восстановить последовательность событий, почти 80-летней давности. Но предоставим слово самому В. И. Кононыхину.

Тревожная осень

Я родился в Ельце мае 1928 года и прожил здесь почти всю жизнь. Помню многие события, оставившие отпечаток в истории.
В октябре 1941 года город жил тревожной жизнью. В сводках на 30 сентября враг был еще за Брянском, а 10 октября сообщили, что оставлен Орел. К 20 октября немцы уже подошли к Ливнам и Ефремову. Из города эвакуируют предприятия и учреждения. Элементный завод (тогда завод № 351) отправлен на Урал в г. Верхний Уфалей. Он уже освоил выпуск батарей для войсковых радиостанций. Очень важная для армии продукция. У нас еще преобладает проводная связь, у немцев же радиостанции. Техникум железнодорожного транспорта переведен в Мордовию, в г. Можгу. Закрылись школы. Звучали неутешительные сводки Совинформбюро. Левитан (диктор радио) сообщал: город такой-то после упорных боев такого-то числа оставлен. Далее шло перечисление, сколько уничтожено техники противника, сколько убито фашистов. Областное начальство на чемоданах. Елец готовится к обороне. На запад от него, в овраге, между городом и железной дорогой сооружаются противотанковые заграждения, называемые эскарпами. В склоне оврага, ближнему к городу, отрыли стенку высотой примерно 1,5 метра, которую танк не может преодолеть. Работали здесь посланцы предприятий по разнарядке.
Помню, как над Ельцом два раза пролетали самолеты-разведчики. Один сбросил 3 бомбы на ул. Орджоникидзе, на квартал перед церковью, которая стояла на месте засосенского рынка. Было разбито два дома. Во второй раз самолет сбросил 3 бомбы на собор. Одна попала в верхний правый угол основного здания, две упали ниже храма. Я оказался примерно в 15 метрах от места падения бомбы. Но она попала в склон, идущий к Миллионке (ул. Труда ). Взрывная волна и осколки ушли вверх и в сторону улицы. Это было первое мое боевое крещение.

Из города
и обратно

Отец, боясь новых налетов, отправил нас с братом (он старше меня на 4 года) в с. Талицу к своим сестрам. Шли пешком. Там свои страхи и заботы. Пошли слухи, что будут жечь скошенный, но не обмолоченный хлеб. В то время технология уборки была такая: косилкой косили хлеб, женщины вязали снопы и укладывали их в. Затем копны свозились на ток, где на молотилке снопы обмолачивали. Колхозники, боясь остаться без хлеба, по ночам растаскивали снопы. У тетки весь чердак был забит ими. Однажды вечером увидели, что по полю перемещаются огоньки. Это поджигали копны. Вскоре загорелись все поля вокруг. Пылал весь горизонт. Это воплощалась тактика выжженной земли — оставить противника без продовольствия. Потом ее прекратили, ведь население тоже оставалось без продовольствия.
Вскоре, узнав, что в городе немцев нет и там спокойно, мы вернулись в Елец, который готовился к обороне. В кладбищенской стене пробили амбразуры. Формировалось елецкое ополчение.
В Казахстан отправился эшелон с беженцами, в основном с семьями партработников. В ноябре фашисты подступали к Москве, началась битва за столицу. Но враг был уже ослаблен упорным сопротивлением наших войск. Молниеносной войны, как в других странах, не получилось. Наступили холода. Ударили морозы. Немецкая армия делала последние попытки взять нашу столицу. На Юго-Западном фронте танковая армия Гудериана наступала от Орла в направлении Тулы, Каширы на Москву. Натиск на Елец как бы побочный. Немцы где-то в районе Казаков. Большинство учреждений не работает. Но действуют электростанция, водопровод, узел связи, железнодорожный узел. В магазинах пусто. Промтоварные распродали свой ассортимент еще в октябре (тогда мои родители купили по сниженным ценам платяной и посудный шкафы, две кровати с пружинными матрасами). В первых числах декабря были случаи грабежей продовольственных магазинов. Из церкви Покрова (в ней был склад) повезли на санках пшеницу…

Приход немцев

Наступление немцев из района с. Казаки началось 4 декабря. К середине дня они с ходу захватили с. Капани и станцию Телегино. Я с товарищами в это время катался на санках возле своего дома на ул. Профсоюзной. Мы услышали отдаленные пушечные выстрелы, которые становились все громче. Это был бой за Капании. Далее выстрелы и разрывы снарядов становились все сильнее и отчетливее. Начался обстрел города. Под прикрытием артиллерии немцы достигли окраины: кладбища, мужского монастыря и тюрьмы.
«Противник силою до батальона овладел западной окраиной Ельца, имея своей базой тюрьму и монастырь», — сообщалось в разведсводке штаба нашей 13-й армии 4 декабря. Завязались уличные бои. Я дома. Все его обитатели (две семьи) перебрались в полуподвальное помещение под зданием. Бой все усиливался. Рвались мины, снаряды, стучали пулеметы. Это продолжалось до полуночи. Потом все стихло. Наши войска оставили город, взорвав за собой Каракумский мост, и отошли к с. Екатериновка, где немцев остановили наши части, готовившиеся к контрнаступлению.

Оккупация города

Утром 5 декабря, проснувшись, я посмотрел в окно и увидел поваленный забор. За ним на огороде стояли две пушки. Быстро одевшись, бегу смотреть. Открываю калитку. В это же время из калитки напротив выходят двое военных. На них голубовато-зеленые шинели, сапоги, на головах пилотки, отвернутые на уши. За плечами винтовки с ножевыми штыками. Бегом возвращаюсь назад в дом. Кричу: « Немцы!». Все поднялись из полуподвала наверх и разошлись по своим комнатам. Моя семья — отец, мать, брат и я — собрались вместе. За разговором не заметили, как в дом зашли солдаты. Открывается дверь, входят трое немцев с автоматами. Старший смотрит на брата и спрашивает: «Русь золдат?». О, ужас! Он одет во все солдатское! Свитер, зеленые стеганые брюки, на ногах солдатские машинной выделки валенки. Ему 17 лет, но в плечах косая сажень. Немец показывает рукой на выход. Мать ухватилась за руку брата, кричит: «Не пущу! Это мой сын!». Из глаз слезы. Брат показывает на себя, говорит: «Их бин шулер» (мол, я ученик). Потом, сообразив, показывает на волосы, говорит: «Их бин штудент». Красноармейцев же, как правило, стригли наголо. Может, это убедило, а может, этим фронтовикам, которым, возможно, уже осточертела война, было понятно, что если это даже солдат, то он уже вернулся в свою семью. Не все же были фашистами. Коротко переговорив между собой, они ушли. Брат мигом спустился в подвал, снял форму и остался в нижнем помещении.
Вскоре пришли еще два немца, но без оружия. «Русь зольдат есть?». «Нет». Один отрыл платяной шкаф. Там пусто, открыл посудный, там тоже пусто. Все убрано и спрятано в подвал. В посудном шкафу стояла только бутылка из-под шампанского с яблочным вином и стаканчик. Немец открыл пробку, понюхал, налил полстаканчика, подал отцу и показал, что надо выпить. Отец выпил, после этого он взял бутылку и сунул в карман. Увидел шапку на подоконнике, сунул ее во второй карман. Посмотрел на ноги отца и увидел валенки: «Шимай!». Ушли немцы довольные.

Под пятой врага

Затем подъехала повозка. По парадному входу вошли в комнаты хозяйки дома два офицера, осмотрели помещение, дали знак ординарцу. Он поставил знак — красный крест — перед входом. Это значило, что тут разместят медпункт. Поставили повозку во двор. Посещения немцев прекратились. Ординарец хорошо говорил по-русски. Он был украинец из западной Украины, служил в немецкой армии. Водопровод не работал. Он послал меня с братом на реку за водой. Мы принесли 3 ведра ключевой воды. Город замер, на улице никого. Носить воду стало нашей обязанностью. На другой день ординарец, сунув в карман пистолет, куда-то ушел. Вернулся с узлом, положил его в повозку. Стало понятно, куда и зачем он ходил, — обирал ельчан.
В городе немцы были 4 дня. Они, отбиваясь от нашего контрнаступления, готовили Елец к обороне. На колокольнях церквей оборудовали пулеметные гнезда. Огневые точки были сооружены по всему крутому левому берегу реки Быстрой Сосны и правому берегу Ельчика. Это были орудийные, минометные и пулеметные расчеты. У захватчиков имелось много ранцевых минометов. На Аргамаче и Ламской немцев, я считаю, не было. Это подтверждает следующий эпизод. 6 или 7 декабря группа немецких солдат (человек 7) гуськом, прижимаясь к домам, спустилась по нашей улице Профсоюзной вниз к церкви Введения или еще ниже. Все были с ранцевыми минометами. В руках они несли ящики с минами. Стреляли в сторону Аргамачи. Из окна было видно, где рвались мины. Позже, уже утром 9 декабря, когда город был освобожден, я видел, как по нашей улице поднималась группа худых небритых красноармейцев. Они сказали отцу, что обстреливали их. Как они там застряли — непонятно. Если бы немцы были на Аргамаче, они сами расправились бы с ними.
Днем 8 декабря мы услышали какой-то гул, похожий на отдаленный гром, но с наличием отдельных звуков — как от разрывов снарядов. Гул был продолжительным. Потом он повторился. Отец, воевавший в 1-ю мировую войну, сразу сказал, что это артиллерийская канонада, но странно: часто рвутся снаряды. Как потом выяснилось, это были залпы «катюш». Наши войска продвигались к городу. К вечеру орудия уже стреляли по колокольням и другим огневым точкам немцев. Затем бой перешел на улицы города и был ожесточеннее, чем при отступлении наших войск.

Освобождение

К середине ночи захлопали двери наверху (мы опять сидим в полуподвале) и прогремела повозка мимо окон — немцы спешно отступали. Бой стал стихать и удаляться. Отец пошел закрыть ворота после уехавших немцев. Постоял во дворе, прислушиваясь к звукам. Пришел к нам и говорит: «Наверно, наши пришли: кто-то внизу улицы понукает лошадь, ругаясь матом».
Выйти на улицу он побоялся, могли принять за немца и застрелить.
Утром 9-го я побежал на Кошкину гору узнать, жив ли приятель. Оттуда видна вся Засосна и мосты. У Каракумского взорвана средняя ферма, у железнодорожного — крайняя к Лучку. Засосенский луг перед рекой (тогда еще он не зарос деревьями) был густо усеян телами красноармейцев. Группы наших лежали на льду реки и склоне берега, ведущего к собору. Возвращаясь другой дорогой, у собора видел еще тела погибших.
Ходили с приятелем смотреть на Каракумский мост. Немцы отступали по низководному мосту. На спусках к нему они бросили две легковые машины и какие-то прицепы.
На площади Революции 10 или 11 декабря хоронили в братской могиле погибших. Было много народу. Люди стояли плотной толпой. Пробраться к могиле не удалось. Расходясь, стоявшие впереди говорили, что клали рядами, перестилая шинелями.
Братские могилы есть на ольшанском и на старом елецком кладбищах.
Могилы немецких солдат были возле старого еврейского кладбища. По слухам, ходившим тогда в городе, общее количество погибших красноармейцев 360 человек.
Наступление наших войск продолжалось. За Казаками была окружена и разгромлена группировка немецких войск численностью в 12 тысяч человек. Об этом сообщило Совинформбюро. К 16 декабря наступление наших войск приостановлено под Ливнами. На фронте наступило затишье. В городе заработали электростанция, водопровод, узел связи, радио. В школах возобновились занятия. Некоторые школы объединили, классы укрупнили. Отопление не работало. Установили в классах печки-«буржуйки», труба выводилась в окно. Топились они углем, но все равно было холодно. Сидели ученики не раздеваясь, температура иногда была около нуля. На большой перемене школьникам выдавали по 50-граммовому
кусочку хлеба. Мы его поджаривали на листе железа на печке. Учились охотно, соскучились по учебе. К концу учебного года наверстали упущенное.
В конце мая 1942 года начались частые бомбежки железнодорожного узла. Но это уже другая история.